Жили-были в стране Ихатово дровосек с женой и их дети — мальчик Будори и девочка Нэли. Когда настали голодные годы, родители Будори, оставив детям последние запасы, ушли в лес, а его сестру унес загадочный гость с глазами дьявола. Осиротевший мальчик отправился в путь навстречу приключениям, многое повидал, многому научился — и однажды на острове, где проснулся вулкан, получил шанс спасти мир…

Если бы не Будори, не видать рыжебородому фермеру урожая, как своих нэкомими.

Традиция изображать героев сказок Кэндзи Миядзавы в виде кошек пошла с «Ночи на галактической железной дороге» (1983) Гисабуро Сугии и закрепилась в «Весне и Хаосе» (1996) Сёдзи Кавамори. Три десятилетия спустя Сугии вернулся в Ихатово, чтобы поведать нам о жизни Будори Гуско, и вновь превратил героя Миядзавы в кота — хотя есть ведь аниме 1994 года Рютаро Накамуры, где Будори и другие персонажи показаны, как и полагается, людьми. Кошки, безусловно, эстетичнее, но вряд ли это единственная причина такой перемены; впрочем, об этом мы еще поговорим.

«Жизнь Будори Гуско» — история, воплотившая в себе самую суть того, что Кэндзи Миядзава (агроном, писатель, поэт, буддист и, как считают его земляки из префектуры Иватэ, бодхисаттва, который умер молодым, но повлиял на японскую культуру не меньше Иккю Содзюна) хотел донести до воображаемого читателя. Воображаемого, потому что при жизни Миядзавы его сказки и стихи никому не были нужны. Что нисколько не мешало писателю, исповедовавшему буддийские идеалы сострадания и спасения всех живых существ, стремиться к тому, чтобы помочь всем, кому только можно помочь, — ровно как Будори Гуско не сломили даже смерть родителей и исчезновение сестры. Не зря герой мультфильма с замиранием сердца слушает в школе стихотворение «Амэ-ни-мо макэдзу…»:

Не боится дождя,
не боится ветра,
не боится снега и зноя,
телом крепок, нравом кроток,
бескорыстен, безгневен,
с тихой улыбкой…

Это стихи самого Миядзавы, известные каждому японскому ребенку. Их автор всю свою недолгую жизнь пытался быть, если говорить простыми словами, святым. И у него получалось — как и у Будори Гуско, пусть и в менее драматичных, нежели описанные в сказке, обстоятельствах.

Гисабуро Сугии отнесся к тексту Кэндзи Миядзавы бережно, перенеся на экран все коллизии повести (кстати, переведенной на русский язык) практически дословно — начиная с приключений Будори на шелкомотальне и «болотном поле» и заканчивая его знакомством с профессором Кубо и работой в Управлении по вулканической деятельности. Тут важны даже мелочи. Как известно, Миядзава назвал придуманную им страну «Ихатово», преобразив топоним Иватэ в слово языка эсперанто, которым был увлечен не на шутку. В аниме у населяющих Ихатово кошек письменность — не иероглифы, а что-то вроде рунического алфавита; эсперантисту Миядзаве это понравилось бы. Как и то, что режиссер не стал угождать зрителю и делать сюжет более авантюрным. По сути, приключения Будори сводятся к работе, будь то тяжелый труд пролетария или научная деятельность на благо людей.

Братик и сестренка против таинственного незнакомца.

Ихатово — удивительная страна: кошачий стимпанк с паровозами и дирижаблями местами напоминает светлое будущее, каким его описывали Александр Беляев (современник Миядзавы, по странному совпадению тоже много лет болевший туберкулезным плевритом), Иван Ефремов и ранние братья Стругацкие: это звезда КЭЦ, ну или мир Полудня, где, с одной стороны, еще совершаются удивительные научные открытия, а с другой, находятся альтруисты, готовые пожертвовать собой ради всеобщего счастья. Разумеется, не всё идет гладко, но, как и положено на подступах к коммунизму, упор делается уже не на классовую борьбу (хотя бороться в Ихатово есть с кем), а на войну со стихией, на укрощение природы. То, что рис заболел от излишней подкормки азотными удобрениями, а на склонах вулканов можно строить геотермальные электростанции, куда важнее, чем даже победа над эксплуататорами — с последними справиться всяко легче, чем с химией и физикой.

На первый взгляд, диссонанс в повествование вносит только линия незнакомца, мистического кота, появившегося из ниоткуда в сверкании молний и похитившего Нэли, сестру Будори. В сказке Миядзавы у этой истории счастливый финал: много лет спустя повзрослевшая Нэли приходит к брату и рассказывает, что когда похитителю «надоело тащить ее на себе», он бросил девочку, после чего ту приютил хозяин пастбища. В аниме всё не так: страшный кот в черном плаще оказывается владыкой царства духов, аналогом Эммы (что для гайдзинов не слишком очевидно), приходящим к смертным тогда, когда это нужно.

В советской фантастике с идущим к торжеству коммунизма Ихатово духи сочетаться не могли ни при каких условиях, однако Кэндзи Миядзава, буддист и пролетарий, противоречия тут не увидел бы. Сны Будори Гуско, в которых тот едет по галактической железной дороге и попадает в царство мертвых, вписываются в повествование идеально. Там, в этих снах, дух духу — не друг, товарищ и брат, а самый настоящий волк, и надписи на домах там сделаны не руническими знаками, а иероглифами, и по улицам ходят не кошки, а уродливые и отчетливо гуманоидные создания… Короче говоря, царство мертвых — это наш с вами мир. Реальность, которая пошла не широким путем Кэндзи Миядзавы и Будори Гуско, а глухими окольными тропами — и забралась в итоге в какую-то тупиковую баньку с пауками.

Наверное, мы разошлись с Ихатово окончательно. Оно, конечно, еще возможно, но, к сожалению, не с людьми. Разве что с котиками. —НК

Gusko Budori-no denki, полнометражный фильм по повести Кэндзи Миядзавы, 106 минут, 2012 год. Режиссер Гисабуро Сугии, производство Tezuka Productions. Премьера в России — на фестивале Reanifest, в российский прокат фильм не выходил.

После гибели отца девочка Момо переезжает вместе с мамой из Токио на забытый богом островок Сиодзима, в глухую японскую провинцию, скучную и сонную. Богом — но не японскими духами-ками: на чердаке дома Момо обнаруживает трех уродливых, но милых существ, которых никто, кроме нее, не видит. Духи утверждают, что сошли со страниц книжки-кибёси, где заточил их некогда господин Сугавара-но Митидзанэ. Истина несколько сложнее. И всё это как-то связано с письмом, которое отец хотел написать Момо накануне гибели, оставив на бумаге только два слова: «Для Момо»…

Имена у духов говорящие: слева — Камень, справа — Боб. Кава (Река) занят — ворует мандарины.

Слава Небу, это аниме — не триллер и не хоррор, а совсем даже наоборот, но тут и кроется засада: при всей идилличности картинки «Письмо для Момо» — фильм, пронизанный беспокойством. Как пел Борис Гребенщиков: «Всё было неестественно мирно, как в кино, когда ждет западня». Только здесь западня изначально — не снаружи, а внутри героинь. Мать и дочь пережили жуткую трагедию, но, как принято в Японии (и если бы только в Японии), стараются не выдать своих чувств даже друг другу. Только вот людям, которые в такой ситуации замкнулись в себе, вряд ли может стать легче.

Помощь приходит с неожиданной стороны: в болото тихого отчаяния бесцеремонно ныряют три веселых ками, три голодных (в буквальном смысле слова — они то и дело ищут, чего бы пожрать) духа, три, не побоимся этого слова, трикстера. Ива — зубастый великан с незакрывающимся ртом и золотыми клыками; Кава — самолюбивое существо, похожее на водяного и гордящееся умением высасывать через рот печень; Мамэ — карлик с длинным языком, который в момент знакомства с Момо не находит ничего лучше, как лизнуть ее ногу. (Он дух, ему можно.) Самое смешное, что наши ками — вылитые Трус, Балбес и Бывалый из комедий Леонида Гайдая. Это, конечно, совпадение на уровне архетипов, хотя нельзя исключать, что духов рисовали с японских актеров; скажем, Кава — это вылитый Гуадалканал Така, сыгравший в «Дзатоити» Такэси Китано глуповатого Синкити.

Ками кроме того, что они собственно духи, олицетворяют мужиков в бабьем царстве Момо и ее родительницы Икуко. Три капризных, наглых, вредных мужика воруют ручки и мандарины, смотрят попсу, ковыряют в носу, рассиживаются в туалете, отстреливают кабанов своими газами, устраивают американские горки из подручных средств, висят на люстрах, зацепившись за них пальцами ног, слоняются по дому, жрут, жрут, жрут, и всё им хоть трава не расти. Между тем польза от заведшихся в доме мужчин неочевидна. Ими, конечно, довольно приятно помыкать (Момо делает это при помощи волшебной дощечки), но этим видимая выгода и ограничивается. Лишь в момент крайней опасности мужики проявят себя в полный рост, спасут мир и «молча поправят всё». Ну или не молча. Однако этим их миссия не ограничивается: «Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна…»

Мамэ мало того что ничего не помнит и говорит невпопад, так еще и неграмотный.

Хироюки Окиура, режиссер любимых в народе «Оборотней», работал над «Письмом для Момо» семь лет и снял обманчиво простое аниме, совершенно на «Оборотней» не похожее. Скорее уж оно напоминает некоторые фильмы Studio Ghibli — неспешностью, спокойствием, какой-то удивительной по нашим временам нормальностью. Тут нет ни единой фальшивой ноты. Комедия положений точно сочетается с драмой о примирении с потерей, со смертью близкого человека, с взрослением. Такие щемящие фильмы умели делать в СССР. «Кин-дза-дза», разумеется, совсем другое кино, но когда в финале «Письма для Момо» троица духов возвращается на небо, где-то за кадром, ей-богу, слышатся печальные вздохи господина Уэфа и его пацака Би — и возникает ощущение чего-то родного, того, что вечно рядом и никогда не закончится. «Они всегда на нас смотрят. А когда они смотрят, хочется и самому взять себя в руки», — говорит двоюродный дед Момо о духах предков. Не худшая в мире философия, правда? —НК

Momo e no tegami, полнометражный фильм, 120 минут, 2011 год. Режиссер Хироюки Окиура, производство Production I.G. Кинопрокат в России — в рамках фестиваля Reanifest. Российский издатель — Reanimedia.

Студентка Хана очарована угрюмым вольнослушателем-одиночкой и робко, в день по чайной ложке, подкатывает к нему до взаимности — вроде бы еще одна токийская история любви в пастельных тонах. Но за миг до первого поцелуя пассия Ханы обрастает хвостом и шерстью: молодой человек не человек вовсе, а потомок древнего рода волков-оборотней, чудовище в глазах обывателя. Красавица, впрочем, реагирует стоически: усы, лапы и хвост — пусть; главное, ребята, сердце.

Улыбка оптимистки Ханы не меркнет даже тогда, когда опускаются руки.

Молодая межвидовая семья обустраивается по мере сил в каменных джунглях, да только беда не за горами. Убитая горем Хана остается вдовой с парой диких, но симпатичных отпрысков-перевертышей на руках. И ворохом проблем соответственно — ребята-зверята рвут, метают, ревут, хворают, не разбирая обличий. К ветеринару? В больницу? В детсад? В клетку?..

Чураясь по понятным причинам людей, Хана вынуждена перенести проблему верволка в среднюю полосу. Дауншифтинг: руина фермы на стыке девственной природы и цивилизации, идеальный полигон нравственного ergo физического самоопределения детей с двойным дном. Именно здесь младшенький, тихоня Амэ, и взбалмошная непоседа Юки (от ее лица ведется повествование-мемуар) постепенно решат каждый для себя, какому из миров принадлежать, пока мама мучится-учится выживать, налаживать быт, обихаживать огород, привечать люд, сторожить секрет и принимать своих детей такими, какими у них в конечном счете получится стать.

«Волк человеку — человек!» — напутствие первоклашке. Отправить в школу оборотня — важный психологический этап для родителя.

Очевидным образом Мамору Хосода, режиссер «Девочки, покорившей время» и «Летних войн», снова угадал с общественным запросом, на этот раз предложив подчеркнуто негромкую, но проникновенную, исподволь чарующую историю, авансом определенную всеми в нишу между своими лентами-предшественницами и миядзаковским «Тоторо»; почувствуйте, что называется, уровень ожиданий. Публика по выходу картины с прогнозами согласилась как минимум монетой. В японском прокате «Волчата» влегкую обошли не только собственно «Девочку…» и «…Войны» вместе взятые, но такой вот фортель: едва не переиграли Studio Ghibli со «склонами Кокурико» на ее же поле, показав аналогичный кассовый результат; недобрая тенденция для вчерашних лидеров индустрии, стабильно, фильм от фильма, теряющих в сборах. Зато важная вешка для набирающего обороты Хосоды: еще до начала работы над «Амэ и Юки» режиссер покинул Madhouse, основав собственную студию Chizu, кузницу исключительно персональных амбиций; «волчата» стали дебютной картиной новообразования — и такой успех на старте, отличный почин, ощутимая потеря для Madhouse.

Конечно, не «Тоторо» — и даже всё-таки не «Девочка…». Тем не менее. «Волчьи дети Амэ и Юки» звучат, может быть, менее пронзительно, — а с безошибочно узнаваемыми интонациями; в вырисованных от души пасторалях, в свальном кубаре со снежной горы — мгновении концентрированного счастья (сцена особенно трогательно рифмуется с почти идентичным моментом «Девочки…»), в зеленом, простите, море местной тайги, в старом доме и пустой ввечеру сельской школе разлито ощущение конца детства, эта специфическая элегия потери и обретения. Пока еще можно в любой момент скинуть шкуру и надеть тапочки, но всё предельно. Волк воет. Ветер носит. Время бежит. Дети взрослеют, решают, уходят разными дорогами — вместе с детством исчезает, как водится, сказка. А той, что остается, важно принять сердцем: покой и воля — это когда никто не уйдет обиженным. —ОШ

Oоkami Kodomo no Ame to Yuki, полнометражный фильм, 117 минут, 2012 год. Режиссер Мамору Хосода, производство Studio Chizu. Кинопрокат в России — на фестивале Reanifest. В рамках акции «Народная лицензия—2» компания Reanimedia собирает средства для выпуска фильма в России на Blu-ray и DVD.

Школьница Юкино Миядзава — самая умная, добрая, сильная, крутая и вообще лучшая. Никто, кроме домашних, не знает, что под маской идеальной девушки таится тщеславный монстр, готовый на всё, лишь бы выделиться из основной массы. Мир «комсомолки, спортсменки, красавицы, наконец» рушится, когда в классе появляется прекрасный во всех отношениях парень Арима Соитиро. Недолго думая, Юкино объявляет вторгшемуся на ее территорию неприятелю войну. Однако Арима тоже не тот, за кого себя выдает, и когда его и ее обстоятельства сталкиваются, происходит любовь…

Чувства или оценки? Влюбленность или успеваемость? Учителя делают сладкой парочке внушение: первым делом учеба, ну а гулянья под луной — потом!

«Он и она и их обстоятельства» aka «Карэкано» (общепринятое сокращение от «Карэси канодзё-но дзидзё») Масами Цуды — манга легендарная. В частности, именно по этому комиксу в 1998 году, сразу после «Евангелиона», режиссер Хидэаки Анно начал снимать блестящий аниме-сериал, передовой настолько, что участь его была предрешена. После роковой 13-й серии Анно разругался в пух и прах с мангакой, считавшей, что студия Gainax снимает по ее романтической истории постмодернистскую комедию, а также с одним из спонсоров, после чего вверил «Карэкано» своему соратнику Кадзуе Цурумаки и ушел, солнцем палимый, рисовать короткий аниметр для музея Studio Ghibli. Сериал прожил недолго и скончался в муках, не завершившись буквально ничем. Манга Масами Цуды, напротив, продолжила выходить как ни в чём не бывало, — последний, 21-й танкобон появился на свет в 2005 году.

Честно говоря, будет очень грустно, если ввиду финансового кризиса и прочих пертурбаций на книжном рынке проект издательства «Росмэн-пресс» постигнет в итоге судьба сериала Анно. Эта манга, во-первых, произведение искусства сама по себе, во-вторых же, ее российское издание сложно перехвалить. По первому пункту добавить почти нечего — «Карэкано» стоит прочесть, чтобы получить незамутненное удовольствие от трагикомического поединка двух двуличных подростков, эдаких милых чудовищ, которые сумели забороть свой эгоизм и пошли по жизни вместе. Действие драмы разворачивается словно бы на сцене: «Он и она и их обстоятельства» состоит из ста одного акта, из них в первых трех книгах представлены двенадцать, плюс бонус «Под сенью цветущей сакуры» о том, как всё начиналось, плюс не связанный с «Карэкано» короткий комикс «Тигр и хамелеон», плюс очень смешной «Дневник Цуды» с откровениями мангаки. Она активно вторгается и в основную историю: на полях то и дело встречаются авторские ремарки, местами совершенно хулиганские, вроде мемуара об однокласснике, который имел обыкновение рисовать желтое небо и пи́сать прямо на улице.

Что до русской версии комикса, она замечательна лишь чуть менее, чем полностью. Перевод Марины Куришко чудесен, достаточно сказать, что в нём встречаются слова типа «подуспокоиться», что бывалым людям говорит о многом. При желании перевод можно рвать на цитаты: «Извините, а вы там под халатом что, голый?» — или: «А ну-ка, мать, неси оружие!» — или: «За все мои пятнадцать лет меня никогда еще так не унижали!» — или: «Электрический сомец!» — или: «Говорила всем, что больше всего люблю „Момо“ Михаэля Энде, а на самом деле украдкой зачитывалась книгами „Дорога к миллионам“ и „Как увеличить ваш капитал в сто раз“», — или: «Сейчас я тебе внимание как уделю!» — или: «Асаба любит тех, кого любит. А кого не любит — того не любит», — и так далее, и так далее.

Собственно, за три тома к переводу набралась лишь жалкая кучка претензий. Тут наличествует ровно одна опечатка и одно, может быть, не слишком удачное переводческое решение: накануне школьного спортивного фестиваля Юкино в поисках Аримы заглядывает в «транспортный отдел», «конструкторский отдел», «отдел планирования и оформления»… Словом «отдел» переведен, я думаю, иероглиф 部 (бу). Это, конечно, и «отдел», и вообще «часть» чего-то, но в контексте школы 部 обычно — кружок по интересам или спортивная секция (так, в «Меланхолии Харухи Судзумии» 文芸部, бунгэйбу, — литературный кружок; вообще внеурочные занятия школьника, вокруг которых вертится столько сюжетов аниме, именуется у японцев особым словом 部活, букацу). Но в данном случае речь идет, видимо, о временных бу, созданных специально для подготовки грядущего фестиваля. Поскольку школьники явно подражают взрослым бюрократам, я бы осторожно предположил, что имеются в виду «комитеты». Отделы в школе — это немного другое: отдел бухгалтерии, например.

Заслуживает доброго слова и манера передавать графические междометия: японские знаки не замещаются русскими, а дублируются ими, при этом на последней странице каждого тома есть таблица соответствий азбуки катакана и русских слогов, чтобы любой желающий мог сопоставить японскую ономатопею с нашей. Так оно и точнее, и честнее. Из недостатков стоит отметить еще слишком плотный корешок — если читать с выгибонами, книжка развалится быстро, а жаль.

Изначально сёдзё-мелодрама «Он и она их обстоятельства» предназначалась для девочек, однако благодаря здоровому сарказму автора читать ее могут и циничные грубые мужики. В конце концов, никто из нас не ангел и не голубь, а значит, все мы — немножко Аримы или Юкино. Ждем следующим томов с нетерпением. —НК

Миядзава тяготится собственным лицемерием и, как любой параноик со стажем, ожидает, что ее вот-вот разоблачат.

Kareshi kanojo no jijou, 21-томная манга Масами Цуды, 1996-2005 гг. В 2011-2012 году первые три тома выпущены в России издательством «Росмэн-Пресс».

Те из нас, кто влюблен в фантастический, грандиозный, сумасшедший в лучшем смысле слова фильм Сатоси Кона «Паприка», ждали появления русского перевода романа Ясутаки Цуцуи с нетерпением. Отдельные рассказы Цуцуи (кое-кто по старой памяти называет его Цуцуем, что неверно — фамилия фантаста пишется иероглифами с чтениями «цуцу» и «и») публиковались на русском еще в советское время, в 2009 году мы имели возможность прочесть его сборник «Сальмонельщики с планеты Порно», одно название которого заставляет вообразить Камисама знает что. К тому же многие слышали, что знаменитую «Девочку, покорившую время» Мамору Хосода снял именно по роману Цуцуи. Правда несколько отличается от распространенной среди анимешников версии: аниме Хосоды представляет собой вольное продолжение одноименного романа Ясутаки Цуцуи 1967 года. В каких взаимоотношениях пребывают эти две «Девочки» — вопрос отдельный.

Если бы Паприка Сатоси Кона прочла роман Ясутаки Цуцуи о себе, она испытала бы смешанные чувства.

Что до двух «Паприк», с ними теперь, к сожалению, всё ясно. К сожалению, потому что если вы ждете от книги буйства воображения, ярких и страшных образов, той же бесконечной живости ума, которую демонстрирует гениальный, без дураков, Сатоси Кон, — не читайте «Паприку» Ясутаки Цуцуи до обеда. Лучше вообще ее не читайте. Ну а если рискнете — будьте готовы к тому, что вместо всего вышеперечисленного столкнетесь с унылым производственно-эротическим романом из жизни психиатрического института, автомобильного завода и полицейского управления на фоне интриг вокруг потенциальных нобелевских лауреатов. И не только столкнетесь, а погрязнете и увязнете на целых 384 страницы. По большому счету книга полезна лишь одним: это лишний повод оценить гениальность покойного Кона, сумевшего на эдаком материале создать, опять же без дураков, шедевр.

История экранизации «Паприки» по-своему интересна: Сатоси Кон рассматривал возможность снять по этому роману аниме еще в 1990-х, но тогда что-то где-то не срослось, а в начале 2000-х сам Ясутака Цуцуи, видимо, потрясенный коновскими Perfect Blue, «Актрисой тысячелетия» и «Однажды в Токио», предложил режиссеру попробовать использовать его самую популярную работу в качестве основы для полнометражного мультфильма. Итогом Цуцуи остался скорее доволен, но, как видно из «фильма о фильме» на полноценных DVD (из российского релиза «Видеосервис» дополнения выбросил), с существенной оговоркой: к книге аниме имеет не самое прямое отношение.

Если честно, стоит порадоваться, что Кон отнесся к первоисточнику без пиетета перед живым классиком японской литературы. Цуцуи, кстати, еще и актер, снявшийся, среди прочего, в фантастическом фильме «Элои! Элои! ламма савахфани?» вместе с такими звездами, как Таданобу Асано и Аой Миядзаки. В аниме «Паприке» фантаст на пару с режиссером озвучивал барменов Кугу и Дзинная. Эти эпизодические герои — прекрасный пример того, как Кон переработал «Паприку» на уровне концепта. В романе Куга и Дзиннай — самые настоящие работники самого настоящего «Радио-клуба», кабачка в токийском злачном районе Роппонги, где время от времени встречаются персонажи. Куга и Дзиннай принимают посильное участие в битве с полезшими из мира снов чудовищами — но как же им далеко до двух барменов из фильма! Точнее, и не барменов вовсе, а виртуальных персонажей сайта «Радио-клуб», которые на поверку оказываются замаскированными под барменов бодхисаттвами; по крайней мере, именно они спасают Паприку от превратившегося в робота Токиды, налетев на него с плакатом «Синай-сасэнай!» («Сам не делаю и другим не позволяю!»), а уж о «том мире», откуда прорываются в нашу явь нездоровые фантазии, эти двое знают куда больше, чем все герои аниме вместе взятые. Книжные Куга и Дзиннай — лишь бледные тени анимешных, увы и увы.

И это касается практически всех героев, даже самой Паприки, она же психиатр Ацуко Тиба. Да, расклад сил в романе похож на тот, что мы видим в фильме, кроме одного только персонажа — полицейского Конакавы: Сатоси Кон объединил в нем сразу двух героев Цуцуи, собственно Тосими Конакаву, главного суперинтенданта Главного полицейского управления, и Тацуо Носэ, одного из директоров автоконцерна, разрабатывающего экологически чистый автомобиль. «Полицейская» часть Конакаве из аниме досталась от его прототипа в книге, а всё, что связано с неудавшейся киношной карьерой, он унаследовал от Носэ. Только у Цуцуи тот и другой описаны вяло, серо, мутно, попросту неинтересно, главное же — тот жемчуг, который Кон с превеликим тщанием отобрал для сценария, запрятан в грудах словесного мусора, повествования о сложносочиненных интригах в автоконцерне, о бюрократии среди высших полицейских чинов, о какой-то, простите, хрени, причем вся эта хрень, разумеется, оказывается совершенно ненужной для развития сюжета.

Судя по «Паприке», Ясутака Цуцуи — великий мастер дисфункциональных описаний. Чтобы совсем уже добить ошарашенного автоконцерном и огорошенного полицейским управлением читателя, писатель сообщает нам, что главный злодей, замдиректора Института клинической психиатрии Сэйдзиро Инуи (в аниме он превратился в парализованного главу совета директоров) был, кроме прочего, приверженцем и высокопоставленным членом «Тайной секты Заксен», которая появилась в Европе в эпоху Реформации и особым образом процвела в начале ХХ века в Вене: «Ученые и люди искусства, обнаружившие в себе склонность к гомосексуальности, присоединяясь к „Тайной секте Заксен“, становились ее ключевыми фигурами и тем самым привносили гомосексуализм в ее религиозные обряды. Меж тем секта сменила название на „Мюнхенский сецессион“ и под вывеской художественного общества продолжала исполнение обрядов, избегая внимания общественности, а также пристального ока ярой противницы однополой любви — Католической церкви… Общество проводило тайные эллинистические обряды, которые в чем-то перекликались с ритуалами Православной церкви, однако молебны сопровождались чувственной музыкой, а к возжигаемым благовониям подмешивали наркотик». Вспоминается классический (но вместе с тем и пародийный) пример другого абсолютного злодея — барон Владимир Харконнен из «Дюны» Фрэнка Герберта: жирный, уродливый, одержимый властолюбием садист-педераст с русским именем и финской фамилией. Однако у Харконнена был достойный во всех смыслах прототип — Ирод Великий…

Ясутака Цуцуи (на переднем плане) и Сатоси Кон во время записи озвучения анимационной «Паприки».

Сатоси Кон оставил Инуи гомосексуалистом, но, слава Небу, убрал и невнятную голубую мафию в виде секты «Заксен» (а то без секты нельзя пристраститься к однополой любви), и реплику Паприки, которая в романе просит Осаная отдать ей похищенный «мини-коллектор Дедал», сокращенно МКД (ту самую машинку, позволяющую сотрудникам института проникать в чужие сны), потому что «МКД — это не игрушка для гомосексуалистов». Как спички детям, так и МКД гомосексуалистам, понимаете ли. Реплика про игрушку в этой книге — одна из самых веселых и чудовищных.

И если с юмором у Цуцуи напряг, то чудовищного в его романе, увы, много. Так, писатель долго, подробно и неизобретательно описывает, кого, извините, йопт психотерапевт (и один из злодеев) Морио Осанай. Человек героического либидо, Осанай влюблен в Ацуко Тибу, но при этом давно является любовником Инуи. В минуты, когда очень хочется, а никого подходящего рядом нет, Осанай йопт медсестру Мисако Ханэмуру. Ну а когда и Ханэмуры отчего-то нет под рукой, Осанай «удовлетворяет себя сам». Далее, Ханэмуру Осанай подкладывал в постель Инуи, который, как мы помним, йопт и Осаная тоже, но ему всё мало. Более того, чтобы реализовать зловещий план Инуи по лишению Ацуко и Токиды нобелевки за изобретение МКД, Осанай вдобавок йопт Химуро, коллегу Токиды. То есть наоборот. «Теперь он жалел, что отдавался этой свинье ради того, чтобы расположить его к себе, но чтобы он предал Токиду, следовало удовлетворять его сексуальные прихоти. Осаная передернуло: всю оставшуюся жизнь он может видеть Химуро в кошмарном сне».

Ладно Осанай (в книге он хочет изнасиловать Ацуко, но не осуществляет задуманного ввиду приступа импотенции; впоследствии Осанай, проникнув в мир снов, пытается взять Паприку силой опять — теперь под видом собаки): сама Паприка в какой-то момент окончательно теряется в мире эротических снов окружающих ее мужчин. «Временами она позволяла себе минуты наслаждения, разделяя ложе с Косаку и Осанаем, порой она оказывалась между Носэ и Конакавой, принимая ласки обоих». И этого в фильме Кона, к счастью, тоже нет. Тема отношений Осаная и Инуи в аниме раскрыта вполне, что до связи Осаная и Химуро, о ней можно постфактум догадаться по одной фразе Паприки. А можно и не догадаться. Может быть, Сатоси Кон оставил эту фразу, чтобы совсем не рвать с оригиналом и не расстраивать Ясутаку Цуцуи.

Есть такое понятие — старческий эротизм; его жертвами пали многие писатели, в том числе даже и фантасты.

Что до сюжета и стиля, книга написана в худших традициях бессмысленно-пафосной фантастики. «Но поздно! Инуи, превратившись в бога Амона, обвивает змеиным хвостом тело бедняги, изрыгая из пасти огонь. Бог Амон. Демон-маркиз. Поскольку этот иезуитский дьявол принял облик Инуи, выглядел он весьма реалистично и внушительно, чтобы напугать Хасимото. Тот вскрикнул. Ему дали понять, что своим поступком он предал учителя, чей взгляд открыто говорил: у Хасимото нет шансов на пощаду — будь то сон или явь, учитель подвергнет его суровой каре, лишив рассудка и самой жизни. Страх сковал Хасимото, и бедняга долго не замечал, что мочится в постель». В итоге вместо роскошного финала аниме мы имеем скучную, аж скулы сводит, битву с явившимся из мира снов «демоном мести, ненависти и разрушения Асмодеем» (то бишь Инуи) и легионами японских кукол метрового роста (в фильме в гигантскую куклу превращается Химуро, совсем сбрендивший на почве эфебофилии; возможно, Кон намеренно сделал Химуро похожим на «отаку-убийцу» Цутому Миядзаки — тему анимешного маньячества режиссер поднимает и в «Агенте паранойи»). Кульминация этого действа имеет место, представьте себе, в Швеции, на церемонии вручения Нобелевской премии; что может быть пошлее?

Так забудем же эту угрюмую книгу как дурной сон — и станем пересматривать аниме: оно лучше оригинала настолько же, насколько пьесы Шекспира лучше забытых хроник, из которых Бард черпал сюжеты, действуя по принципу «он берет свое там, где видит свое». —НК

Papurika, роман Ясутаки Цуцуи. На японском языке впервые вышел в 1993 году. Русское издание: «Эксмо», 2012 г. Переводчик Андрей Замилов. ISBN 978-5-699-56508-5