В Художественном музее Таллина успешно проходит выставка Proto Anime Cut — Spaces and Visions in Japanese animation («Прото-аниме-кадр: пространства и видения японской анимации»), гастролирующая с 2011 года и уже успевшая побывать в Берлине, Дортмунде, Барселоне и Мадриде. Это первая полномасштабная анимешная выставка в Эстонии. Почему она приехала из Германии с Испанией именно сюда — не очень понятно. Впрочем, в истории датско-шведско-российско-советско-независимого города такое уже бывало: в разгар перестройки именно Таллин наряду с Москвой и Питером принял у себя неделю диснеевского кино, которое по тем временам казалось чем-то совершенно запредельным. Четверть века спустя вехи и эпохи сменились; теперь чем-то запредельным — по крайней мере, для большинства посетителей выставки, — кажется аниме.

Фрагмент ключевой анимации Кодзи Моримото для клипа Extra (1996).

Эстонское название — «Фантастические пространства и городские перспективы» — удачнее отражает суть выставляемого. Речь не столько о японской анимации, сколько о попытке уложить ее в прокрустово ложе современного искусства, кто бы что ни понимал под этими словами. То, что аниме модно среди подростков, — японский бог с ним; дети и есть дети, в расчете на них занимать эскизами целый зал никого не стал бы. А вот Аниме Как Высокое Искусство — дело другое. Понятно, что мир искусства и тесно связанный с ним мирок музеев работают по своим правилам. Просочиться в экспозицию Proto Anime Cut могло только что-то из ряда вон. Так и случилось.

По сути, это выставка трех культовых творцов: Кодзи Моримото, Хидэаки Анно и Мамору Осии. Последняя пара в представлении не нуждается, что до Моримото, с ним всё чуть сложнее. Хотя один из основателей Studio 4°C работал над «Акирой» и снял главы «Карнавала роботов», «Аниматрицы» и «Воспоминаний», широкой публике он практически неизвестен. 20-минутная Dimension Bomb (2008) кисти Моримото из антологии Genius Party Beyond неимоверно крута — и при этом слишком бессюжетна и сюрреалистична, чтобы потрафить вкусам непритязательных анимешников. При ближайшем рассмотрении эта квинтэссенция творчества режиссера распадается, как пел «Сплин», на лица и блики. Впрочем, для высокого искусства — самое то.

На выставке можно оценить не только Dimension Bomb, но и клип Extra на музыку Кэна Исии, снятый Моримото в жанре «садомазопанк». Плюс — и это главное достоинство Proto Anime Cut — рисунки, скетчи и раскадровки мэтра. Их и правда стоит изучать чуть не с лупой в руке. Все эти электрические дельфины, маленькие девочки в гоглах и с пистолетами, башни в форме масок театра но, левитирующие тела, вынашивающие невозможных младенцев женщины-киборги с паучьими стальными ногами… Рядом — внезапно реалистичный бэкграунд в виде классического туалета. Унитаз, два рулончика бумаги на сливном бачке, приоткрытая дверь. Искусство?

Да, если под искусством понимать сам процесс создания анимационной ленты — его выставка позволяет раскусить и просмаковать по полной. В одном из маленьких кинозалов крутится нон-стоп фрагмент второго полнометражного «Евангелиона» — нападение абстрактно-радужного Ангела, напрягшийся Синдзи, отдающая распоряжения Мисато, молчаливый Гэндо, все дела. Вряд ли посетители в курсе, кто такие Ангелы и зачем с ними борются гигантские человекоподобные роботы (впрочем, кто вообще что-либо в этом понимает?). А рядом — эскизы самого Анно, сделанные на листах с эмблемой студии Khara цветными карандашами: небоскребы Токио-три закрашены желтым, Ангелы и Евы даны красным, зелень, понятно, зеленая. Простенько и со вкусом — но стоит сопоставить эти эскизы с тем, что ты только что увидел за черной шторой, и тебе, может быть, откроется дзэн японской анимации. (Частью наброски, надо сказать, очень сильно помяты. Впечатление такое, что Анно со товарищи с устатку разводили на них чайную церемонию.)

Рядом с эскизами — фотографии, на которых запечатлены до боли знакомые по сотням аниме урбанистические японские пейзажи. Подписи предельно лапидарны: «Пробка, уклон, телеобъектив, пригород, улица, дорожные работы, фон»; «Здание, плоская крыша, аэросъемка, квартал, мегаполис, фон»; «Склон, пробка, стройка, дорожные работы, пригород, фон, эстакада»… Это надо понимать так, что когда Анно требуется, например, стройка в мегаполисе, он открывает свой архив и моментально находит все потребные изображения. На выставке представлены восемнадцать фотокарточек из «очень большой коллекции». На некоторых, между прочим, узнается Токио-3.

Похожий фотографический сет, только не с цветными пробками и стройками, а с черно-белыми концептуальными токийскими водоемами и гонконгскими рынками, принадлежит другой участнице выставки — фотографу Харухико Хигами. Именно ей, а также Хиромасе Огуре, художнику по фонам, мы обязаны задниками «Полиции будущего» (1989) и «Призрака в доспехах» (1995). Помните донельзя медитативные сцены, в которых Мотоко Кусанаги движется по городу под музыку Кэндзи Каваи? Эти эпизоды, а также грандиозную сцену киберкарнавала из «Невинности» можно увидеть в ближайшем просмотровом зальчике (на входе красуется раскадровка к нему лично господина режиссера). Как следует из пояснений к работам Хигами и Огуры, Мамору Осии остановил взгляд на Гонконге потому, что тот «является идеальной моделью города будущего, в котором традиция встречается с последними технологическими достижениями. Для Осии старые каналы и новые хайвеи символизируют информационный поток, который превращает город в гигантское информационное пространство». Мы об этом догадывались, но иногда, согласитесь, лучше сказать о чем-то прямо.

Еще одна секция выставки посвящена наброскам Такаси Ватабэ, работавшего на множестве проектов, включая «Крылья Хоннеамиз», «Призрак в доспехах», «Невинность» и «Евангелион 2.0». Среди представленных работ — евангелионические эскизы Центральной Догмы, водоочистной станции, которая сверху выглядит точно как Древо Сфирот, играющее в сюжете Хидэаки Анно важную роль, другой плавучий завод, Locus Solus, куда забираются герои «Невинности», и даже изображения невиданных Ангелов, которые Анно то ли забраковал, то ли приберег на следующие серии. Отдельное удовольствие — рассматривать эскизные книжки Ватабэ почему-то с марсианскими треножниками из романа Герберта Уэллса.

Для тех, кого анимация увлекает не только как результат, но и как процесс, выставка Proto Anime Cut (и прилагающийся к ней роскошный 300-страничный каталог) — это, что называется, must. Особенно много из экспозиции почерпнут для себя те, кто планирует однажды заняться созданием мультфильмов самостоятельно: куда ни глянь, видно, какой это адский труд — и, главное, из какого сора растут наши любимые аниме. Будем надеяться, что выставка доберется и до России. Следующая остановка — Базель, Швейцария. —НК

Proto Anime Cut. Художественный музей KUMU (Эстония, Таллин, Вейценберги 34 / Валге 1), до 18 мая 2013 г.

Режиссерская раскладка клипа Extra: здесь Кодзи Моримото позволяет быстро оценить цветовую гамму будущего видео.

Часть раскадровок второго полнометражного «Евангелиона» (в основном, сцены с Ангелами) Хидэаки Анно рисовал лично.

Героиню Dimension Bomb озвучила давняя соратница Моримото, композитор Ёко Канно. Это ее первая и пока единственная работа в качестве сэйю.

Фоновые иллюстрации для первого полнометражного «Призрака в доспехах» Хиромаса Огура рисовал с гонконгской натуры.

Фрагмент раскадровки сцены азиатского карнавала из «Невинности».

Технические средства позволяют нырнуть в мир фантазий Моримото прямиком из музейного зала.

Фотография макета города, использованного Хидэаки Анно для съемок короткометражного фильма Kyoshinhei Tokyo ni Arawaru («Гигантский бог-воин появляется в Токио»). Созданная под патронатом Studio Ghibli, 10-минутная лента демонстрируется в кино перед показами «Евангелиона 3.0» и может считаться своеобразным приквелом картины «Навсикая из Долины Ветров» Хаяо Миядзаки (для которой молодой Анно рисовал сцены с очень, очень похожим гигантом).

«Полиция будущего» (Patlabor the Movie) — еще один фильм с замечательными фоновыми иллюстрациями Хиромасы Огуры.

Раскадровки Анно порой весьма схематичны. Незачем прорисовывать мелкие детали, если сцена будет решена в 3D-графике.

Такао собирается стать дизайнером обуви; однажды в японском саду, где он прогуливал занятия, зарисовывая дизайн туфель, школьник встречает таинственную Юкино, девушку заметно старше себя. Не договариваясь заранее, они начинают видеться снова и снова — и только по дождливым дням. Отношения развиваются, но конец сезона дождей уже не за горами…

По словам Синкая, «Сад слов» будет посвящен изначальному значению слова «любовь» в японском языке, где это чувство традиционно обозначалось иероглифом «кой» (恋, «грусть одиночества»); современное же понятие «ай» (愛), уверен автор «5 сантиметров в секунду», заимствовано на Западе (окончательно запутаться в терминах можно здесь).

Нехарактерная для ленты Макото Синкая внешность персонажей — даже пятнадцатилетний Такао выглядит взрослее, чем обычно принято изображать подростков его возраста, — заслуга аниматора Кэнъити Цутии. Он впервые сотрудничает с режиссером, как и художник-постановщик Хироси Такигути. Роли Такао и Юкино озвучивают Мию Ирино (Сора в японском дубляже Kingdom Hearts) и Кана Ханадзава (Маюри в Steins;Gate, кроме прочего); в фильме прозвучит песня Сэнри Оэ «Rain» в исполнении Мотохиро Хаты.

Кинопрокат в Японии стартует 31 мая, манга-адаптацию рисует Мидори Мотохаси (публиковаться комикс будет с апреля в журнале Monthly Afternoon). Какой-либо информации о будущих показах картины в России пока нет.

Напомним, что в ходе работы над «Садом слов» режиссер отвлекался на параллельный проект: по заказу концерна Nomura Real Estate Group Синкай снял короткометражное аниме «Чей-то взгляд» (Dareka no Manazashi), премьера которого состоялась 10 февраля на жилищной выставке Proud Box. —ВК

Отчего — непонятно: то ли кризис косит ряды, то ли парадигма эпохи не способствует успехам японской анимации, — но только, когда речь заходит о годе имени конца света, первым делом вспоминаешь не успехи, а неудачи. Самая яркая из них — «Ребята на холме». Ну или «Аполлон с холма» — кому что нравится.

Шугающийся всех и вся Каору между Рицко и Сэном. Последние, между прочим, христиане. А по виду и не скажешь.

С этим аниме всё точно по Шекспиру: «И начинанья, взнесшиеся мощно, сворачивая в сторону свой ход, теряют имя действия…» Взнеслось начинание и правда мощно — достаточно пробежаться по обзорам накануне и вскоре после премьеры первой серии. Главным образом ожидания подпитывала, конечно, магия имен. Режиссер Синъитиро Ватанабэ — кто же не знает его сериалов «Ковбой Бибоп» и «Самурай Чамплу»? Композитор Ёко Канно — кто не восхищался ее музыкой из того же «Бибопа», или «Волчьего дождя», или «Синдрома одиночки», или «Макросс-плюс», или аниме-назовите-сами? Да и манга Юки Кодамы вполне себе популярна, сюжет ее танцует вокруг джаза, а предыдущие сериалы Ватанабэ все были построены на музыке, даже серии «Бибопа» назывались сейшнами, а джаз Ёко Канно обещал быть пиршеством духа, и так далее, и так далее…

И ведь, что характерно, некоторые ожидания вполне себе оправдались. По крайней мере, в части музыкального оформления, которое у «Аполлона» изумительное, да еще и с двойным дном: тот, кто к джазу равнодушен, оценит звуковую дорожку вообще, а тот, кто в нем души не чает, услышит ласкающие слух мелодии и фамилии, от Арта Блэйки и Билли Эванса до Джона Колтрейна и Чета Бейкера. Но в остальном — что-то не сложилось, причем настолько, что немногие из восторгавшихся первой серией досмотрели сериал до двенадцатой, в итоге не оставшись к нему ни горячи, ни холодны. «Да, было такое аниме». Событием на уровне «Бибопа» или «Чамплу» сериал не стал. Для начинающего режиссера это был бы перспективный дебют, однако для Ватанабэ «Аполлон на холме» — провал, и не простой, а оглушительный. Что не срослось?

В первую очередь — сама история. Для Ватанабэ это был первый опыт работы с готовой мангой, и по результату видно, что чем больше у этого режиссера власти над собственным аниме, тем лучше для аниме. Действие сериала начинается в 1966 году и разворачивается преимущественно в городке Сасэбо префектуры Нагасаки на острове Кюсю, куда переезжает отличник и, как сейчас принято говорить, внутренний аутист Каору Нисими. Замкнутый в себе, где-то параноидальный, весьма субтильный подросток внезапно заводит дружбу с громадным хулиганом Сэнтаро Кавабути (он же Сэн) со шрамом в виде знака катаканы «мэ» на щеке, а также милой девушкой Рицко Мукаэ, отец которой владеет магазинчиком джазовых пластинок «Мукаэ Рекордз». Японская игра слов: эта фамилия произносится так же, как слово «встреча», и закономерно, что подвал магазинчика становится местом встречи Каору, Сэна, Рицко, а также ее отца и друга семьи Дзюнъити по прозвищу «Братец Дзюн». Объединяет их всех (поначалу) страсть к музыке: они то и дело устраивают джем-сейшны — Сэн на ударных, Каору на пианино, Мукаэ-старший на контрабасе, Братец Дзюн на трубе, ну а Рицко кормит джаз-банду огромными онигири и поит чаем.

Все эти люди по-своему несчастны: Каору терпеть не может своих богатых родичей-снобов, Сэн, как выясняется, наполовину американец и многое из-за этого претерпел (в послевоенной Японии, как нетрудно догадаться, амэрикадзинов не жаловали), Дзюн пережил трагедию, когда участвовал в Токио в студенческих волнениях… Более того, по ходу действия герои становятся еще более несчастными, потому что образуют типичную для подростковых сериалов цепочку невзаимно влюбленных: Каору провожает глазами Рицко, та влюблена в Сэна, тот запал на старшеклассницу Юрику, та втюрилась в Дзюнъити, ну а душа Братца Дзюна с его подпольно-запойным образом жизни — потемки. Не забудем про падкого до славы школьника Мацуоку, который совращает Сэна битловским рок-н-роллом и готов хоть голыми по сцене прыгать, лишь бы девочки в зале падали штабелями. Не забудем и голубку Сару, которая ревнует Сэна к Юрико…

Добрая часть сюжета строится на том, что герои не в силах высказать, что у них на душе. Но момент ясности и поцелуя со временем настает. Ура?

«Аполлон на холме» мог бы стать много чем. Например, рассказом об эпохе. Любопытно, кстати, что именно в 2012 году сразу несколько японских аниматоров вспомнили о школьно-студенческих волнениях 1960-х, попутно взгрустнув о том, какую Японию они потеряли: здесь и «Со склонов Кокурико» Горо Миядзаки, и сериал Hyoka, где важное место занимает история полувековой давности. Sakamichi no Apollon танцует в ту же степь, ностальгируя по времени, когда девушки, если ты их приглашал на свидание, приносили с собой вкуснющие онигири, мальчики в поездах дальнего следования переодевались на ночь в кимоно, школьники краснели при виде целующейся пары, наконец, один мальчик мог подарить другому на Рождество барабанные палочки — и стыдно было бы тому, кто подумал бы об этом что-то плохое. К сожалению, качественной ностальгии не вышло, потому что, в отличие от «Кокурико», примет эпохи в «Аполлоне» кот наплакал. Можно только предположить, какой была бы эта история, если бы Синъитиро Ватанабэ сочинял ее сам, а не экранизировал Юки Кодаму с усердием, достойным лучшего применения. Вселенные предыдущих сериалов режиссера огромны и подробны, тот же «Самурай Чамплу» смотрится как постмодернистская энциклопедия истории Японии на границе Средневековья и Нового времени (но далеко не только). Вселенная «Аполлона» ограничена пятеркой локаций и парой-тройкой невнятных, суетных, неумело поданных флешбэков.

Ладно эпоха. «Аполлон» мог бы стать блистательной джазовой импровизацией на множество тем (такими импровизациями были и «Бибоп», и «Чамплу»). «Коко-ва дзядзу игай кинси дзо!» — восклицает Сэн, когда Каору впервые спускается в заветный подвал. «Здесь запрещено всё, кроме джаза!» Ах, джаз! Музыка могла исправить многое, стать ярким разноцветным фоном для блеклого сюжета, уплотнить рыхлую динамику, сделаться связующим звеном между слишком разными историями второго плана. Куда там. Нам долго и упорно рассказывают о том, что джаз может растворить в себе горести, психотравмы, классовые различия, — но именно что рассказывают. Музыка — отдельно, действие — отдельно. Синтеза не происходит. Происходит что-то совсем другое, куда более скучное. Для джазовой композиции в «Аполлоне» слишком мало импровизации, непредсказуемости, свинга. Если учесть, что и прорисовка б(л)едновата и статична, на выходе мы получаем хилый закос под мемуар о джазовой юности, в котором пик повествования — памятное выступление Сэна и Каору на школьном фестивале. Но подобных бункасаев в аниме — вагон и маленькая тележка.

Остается история о семье, члены которой связаны узами не крови, но любви и дружбы. «Бибоп» и «Чамплу» тоже были такими историями, только куда более многомерными и увлекательными. «Аполлон» напоминает неудачное упражнение музыканта на заданную и, может быть, приевшуюся тему. Тема хорошая, важная, мудрая. Но исполнена совершенно без огня, а джаза без огня не бывает. —НК

Sakamichi-no Apollon, телесериал, 12 серий по 23 минуты, 2012 год. Режиссер Синъитиро Ватанабэ, производство MAPPA и Tezuka Productions. Как писали в «АнимеГиде»: доступен фэнсуб.

Даже в эпоху заката бумажных СМИ важные известия из области анимации исправно поставляют японские печатные издания. Сегодня любители аниме по всему миру пересылают друг другу ссылку на фотографии завтрашнего номера Monthly Young Magazine с анонсом нового «Призрака» — аниме Ghost in the Shell Arise. Фото, что называется, тизерные, утечка: несколько имен и четвертинка Мотоко Кусанаги. Судя по снимкам, ведущим режиссером стал Кадзутика Кисэ, он один из опытнейших, с длинным послужным списком, аниматоров студии Production I.G. Сценарий пишет фантаст То Убуката — автор цикла романов Mardock Scramble, сюжетов аниме «Шевалье Д’Эон» и Heroic Age; саундтреком занимается Корнелиус — не немецкий композитор из XIX века и не бывший участник Enigma, а тот, который японец. Сайт проекта (зарегистрированый рекламным подразделением кинокомпании Toho, из чего вроде бы следует, что GitS Arise — полнометражный фильм, а не сериал или видеорелиз; но заключение это спорное — Убуката всё же известен работой с сериальными вещами) и твиттер проекта пока не функционируют. Официальная презентация с озвучением подробностей, участием творческой группы и показом трейлера намечена на 12 февраля. —ВК

Дополнено 16.01.2013, 0:32 Мск. Сайт заработал. Сериал. Режиссер предыдущей телеверсии GitS Кэндзи Камияма подтвердил, что не участвует в новой постановке.

Что общего у «майора» Кусанаги и майора Кацураги? Мотоко из нового GitS носит красную куртку, роднящую ее с Мисато из «Евангелиона».

Иокогама, 1963 год. Каждое утро старшеклассница Уми поднимает сигнальные флаги в память об отце, который был моряком и погиб на Корейской войне. Ученики школы, где учится Уми, готовятся защищать «Латинский квартал», обветшавшее здание, где размещаются школьные кружки: администрация хочет снести этот дом и выстроить на его месте новый, но обитатели «Латинского квартала» против. Уми знакомится с Сюном, главредом школьной газеты, и предлагает спасти старый дом, отремонтировав его всей школой. Сюн и Уми влюбляются друг в друга, но тут сюжет делает крутой поворот: выясняется, что по отцу они — родные брат и сестра. Что теперь делать?..

Шекспировская драма в Иокогаме 1960-х: «Что значит — брат и сестра?!»

Каждый анимешник в курсе, что в условиях унылой погоды и бытовой депрессии нет ничего лучше для поднятия настроения, чем какой-нибудь светлый фильм студии Ghibli. «Кокурико» — именно из таких фильмов. Его с чистым сердцем можно и нужно рекомендовать детям любого, даже самого пожилого возраста.

И дело не только в сюжете, в том числе потому, что сюжетом дело не ограничивается: «Кокурико» рассказывает не одну историю, а целых три. Впрочем, для Ghibli это не новость — почти любой фильм студии работает на нескольких уровнях; дебютная работа Миядзаки-младшего «Сказания Земноморья» — печальное исключение, лента по-своему неплохая, но плоская, как озеро Бива в безбурную ночь.

Первая история — буквальная, лирическая и очень ностальгическая. Вообще, снять чистое и невинное аниме, главную интригу которого составляет, на секунду, любовь брата и сестры — по нашим временам почти подвиг. Но в старой доброй Японии, донельзя напоминающей Советский Союз (разве что вместо директора завода тут бизнесмен — велика разница!), иной эта история быть не может. Не поймите неправильно: «лирика» тут — вовсе не сентиментальные сопли. Уми — настоящая миядзаковская девица виоде Фио из «Порко Россо» или Кики из «Ведьминой службы доставки»: красивая, умная, упрямая, своенравная и работящая. Если уж влюбилась, так будет стойко ждать возлюбленного под дождем — и надеяться на чудо до последнего. И чудо, конечно, произойдет.

Не зря ведь Уми каждое утро идет к флагштоку — и не зря в школьной газете появляются однажды стихи неизвестного автора:

Девочка, для чего ты поднимаешь флаги?
Ты вверяешь свои чувства утреннему ветру,
И они летят к капризным воронам.
Девочка, сегодня снова будут развеваться
Твои красно-белые флаги на голубом.

Вместе с младшей сестрой Уми отправляется в редакцию газеты — и впервые попадает в дивное пространство «Латинского квартала». Путешествие девочек по пыльным лабиринтам старинного дома напоминает скитания Александра Привалова по НИИЧАВО в великой повести Стругацких. Здесь всюду жизнь — непонятная и жутко интересная. Кто-то где-то толкает безумно длинную и скучную речь о трудностях роста и дальнейших перспективах, кто-то наблюдает за пятнами на Солнце, кто-то связывается по самодельному радио с радиолюбителями по ту сторону океана: «Заработало! Зис из хайскул стьюдент фром Джапан!» Тут и там лежат книги, рядом на веревках сушатся портки, в отдельной комнатке днюет и ночует единственный член философского кружка, огромный детина, напоминающий свирепостью лика то ли классическую японскую военщину, то ли ифрита или иного демона, — что не мешает детине заманивать к себе простаков, дабы порассуждать с ними (ну или перед ними) об экзистенциализме и ницшеанстве. Здесь же расположена редакция еженедельного листка, называющегося так же, как и дом, «Латинский квартал» — в комнате кружка археологии, на входе в которую написано «Кружок изучения древней литературы»…

Это царство здорового абсурда, цитадель прекрасного (и полузабытого) энтузиазма, мир мечты, надежды, будущего, наконец. И это, что характерно, абсолютно мужской мир. Мы привыкли, что в японских кружках, если верить аниме последнего времени, верховодят девушки (ах, Х. С.! не говорите мне о ней!), но в японские шестидесятые и/или у Миядзаки всё по-другому. Сложно сказать, то ли сын перенял мировоззрение отца, то ли отец, будучи соавтором сценария, продолжает наставлять сына и нас с вами, но только женщины в «Кокурико» ведут себя точно так же, как в картинах Миядзаки-старшего.

А именно: пока мужики толкают этот проклятый конформистский мир к светлому будущему — скажем, мужики «Латинского квартала», — а если надо, спасают его ценой своей жизни, как отец Уми, женщины этот мир обустраивают. Они стирают пыль, моют полы, ходят на базар, готовят обед и накрывают на стол. Мужчины — герои, но без женщин их героизм был бы невозможен. Боюсь, феминисткам смотреть «Кокурико» будет непросто, ведь легче легкого описать увиденное в терминах социального рабства. Но это, конечно, никакое не рабство: женщины здесь потому и не ропщут, что они не обслуживают мужчин, а трудятся наравне с ними, просто в иных сферах. Они тоже спасают мир, но по-своему. Недаром именно Уми, предложив просто-напросто прибраться в «Латинском квартале», чтобы все увидели, как там хорошо, в итоге спасает полюбившийся школьникам дом. И вот уже армия девочек, вооружившись швабрами и ведрами, идет убирать давным-давно не убиравшееся помещение…

Какой японец не любит большой семьи?

Вторая история — это, конечно, история Японии, а шире — любой страны, правители которой хотят разрушить прежний мир «до основанья, а затем» (как говорит некий школьник с трибуны: «В нашей школе назрела историческая необходимость снести…» и так далее).

Если прислушаться к безумно длинной и скучной речи, фоном звучащей в «Латинском квартале», мы услышим, что говорят о послевоенной Японии: «Мы и сами не заметили, как привыкли списывать все проблемы страны на послевоенные трудности. Не пора ли задуматься о том, что после принятия новой конституции партии обязаны нести ответственность за свои слова…» В период американской оккупации и сразу после нее вопрос о сохранении собственно Японии — со всеми ее культурными особенностями, с императором, религией синто и письменностью «кана-кандзи-мадзирибун» — стоял просто-таки ребром. Были люди, в том числе и среди японцев, которые желали «моментом в море» отринуть прошлое и начать жить с нового листа, прервать трехтысячелетнюю историю императорской династии, заменить иероглифы латиницей и так далее.

Были ли эти люди правы и насколько — вопрос отдельный. Кто-кто, а Сюн (и оба Миядзаки) от консерватизма и «дедов-консерваторов из правительства» далеки, как от альфы Центавра, — но столь же далеки они все от дурного стремления похерить все, что можно и что нельзя. Зачем сносить наследие прошлого, когда можно его почистить и отремонтировать? Сюн произносит по этому поводу прекрасные слова: «Ломать вещи, потому что они старые, — то же самое, что отказываться от памяти о прошлом, всё равно что забывать людей, которые жили, потому что они умерли. Вы бросаетесь на всё новое и забывате оглянуться на свою историю. Да у вас просто нет будущего!» И это относится далеко не только к архитектуре или политике — это так во всех сферах жизни, в том числе в любви.

Перекличек между «Кокурико» и другими фильмами Ghibli немало — тут есть даже огромное дерево, которое часто присутствует в работах Миядзаки-отца; в «Кокурико» оно растет у дома Уми. При желании в этом аниме наверняка можно отыскать и особенности стиля Миядзаки-сына (первое, что бросается в глаза, — дизайн персонажей второго плана: они все изумительно карикатурные, почти как знаменитые коротышки в космических фантазиях Лэйдзи Мацумото). Но есть в «Кокурико» и еще кое-что — история номер три, почти незаметная на фоне конкретного сюжета и государственной метафора. Фактически этот фильм завершает серьезный разговор отца и сына, начавшийся после «Сказаний Земноморья». Хаяо тогда сказал что-то в том роде, что его отпрыск — бездарность; Горо заявил, что рос практически безотцовщиной, потому что папа вечно пропадал на своей студии. После чего появилось аниме про рыбку Поньо, в котором отец мальчика Сооскэ, рыбак Коити, плавал где-то далеко от дома на судне «Коганэй-мару». Намек более чем прозрачен: Коганэй — это район токийского мегаполиса, в котором расположена студия Ghibli. Хаяо словно извинялся перед Горо, потому что, как ни крути, тот был прав.

В «Кокурико» тема отсутствующих отцов-капитанов раскрыта опять же по полной программе. И если кто думает, что это совпадение, приглядитесь к фильму внимательнее. В одной из ключевых сцен аниме Сюн разговаривает со своим приемным отцом Акио об отце настоящем. Акио — тоже моряк, разговор происходит на буксире в открытом море. «Мы с тобой уже говорили на эту тему, — замечает Акио. — Ты — мой сын, и всё!» В этот момент крохотный буксир проходит мимо громадного судна, чуть с ним не сталкиваясь. На борту корабля написано: «KOGANEI LINE».

Полвека назад Токийский залив был чище, люди — душевнее, цикады — голосистее.

И если уж Миядзаки-отец сделал героем «Поньо» мальчика, похожего на Горо, вряд ли будет таким уж безумием предположить, что героем «Кокурико» стал подросток, похожий на Хаяо. Правда, Сюн чуть моложе будет — в 1963 году Миядзаки-старшему было 22 года, — но это вряд ли важно. Куда важнее то, что Сюн, как и Хаяо, — романтический школьник левых взглядов, будущая «красная свинья». Ведь Латинский квартал — не только традиционный район проживания студентов в пятом и шестом аррондисманах Парижа; это еще и эпицентр студенческих волнений конца всё тех же 60-х —волнений, которые могли изменить мир к лучшему, пусть студенты в этом и не преуспели.

Своего рода квинтэссенция фильма — короткая, но роскошная сцена, в которой Сюн и его друг, глава школьного совета Сиро Мидзунума по-товарищески, как это принято в Японии, справляют малую нужду перед общим деревянным писсуаром. Рядом на стене наклеен лозунг «Иппо дзэнсин» — «Шаг вперед»: самое верное — двигаться мелкими шажками в правильном направлении. «Ну, что у тебя случилось?» — спрашивает заботливый Сиро. «Ничего. До завтра!» — говорит Сюн и уходит. «Давай!» — реагирует Сиро, глядя в окошко и любуясь луной. Заметьте, как в этот длящийся считанные секунды эпизод изящно укладывается буквально всё: и политика, и коллективизм, и эстетика, и дружба, и любовь к ближнему.

Так и весь этот чудесный фильм, вмещающий в полтора часа огромное количество всего и очень напоминающий, как ни странно, наши фильмы о золотом советском времени, будь то «Стиляги» или «Покровские ворота». Даже забавно, что предфинальный бег миядзаковских героев за счастьем так похож на последнюю сцену «Покровских ворот», где мотоциклист Савранский с ревом гонит своего железного коня в манящее завтра. Пересечение окажется чуть более чем полным, если учесть, что мчатся Уми и Сюн под композицию под названием «Асита-ни мукаттэ хасирэ» — «Бегом в завтрашний день». Саундтрек «Кокурико», кстати, божественен. Прибавьте прекрасный дубляж Reanimedia (попадание актеров в образы близко к идеальному) и очень приличный перевод, к которому есть единственный упрек: в последнем куплете финальной песни «завтрашняя любовь» (асита-но аи, она же «припев, слова, которые не кончаются») стала в субтитрах «вчерашней», так что русский вариант текста оказывается куда грустнее японского.

«Кокурико» — абсолютно нефальшивое, ни капельки не наигранное аниме, веселое, трогательное до слез и какое-то человечески правильное. И когда после титров видишь надпись «Коно моногатари-ва субэтэ фикусён дэс» («Эта история вся выдумана от начала до конца»), за каждым японским знаком различима хитрая улыбка. Или даже две улыбки — отца и сына. Меньшего от семейства Миядзаки мы и не ждали. Ура, товарищи. — НК

Kokurikozaka kara, полнометражный фильм, 92 минуты, 2012 год. Режиссер Горо Миядзаки, производство Studio Ghibli. Издатель в России — компания RUSCICO.